taorminese (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
taorminese) wrote2008-10-23 09:48 pm
taorminese) wrote2008-10-23 09:48 pm
Entry tags:
Языковые страдания.
Сегодня занималась русским языком с немкой, живущей много лет в Италии по учебнику "Русский язык как иностранный" на английском языке (ну да, и такое бывает). Проходили притяжательные местоимения. У меня взрыв мозга и зависание произошли на местоимениях "его", "ее". Все просто с местоимениями "моя", "мой", "моё","твой","ваш","наш". Они изменяются в зависимости от рода существительного, перед которым идут. Например, "моя сумка", "мой стул", "наше дело" и т.п. Точно также происходит в итальянском и в немецком. А местоимения "его", "её" почему-то в русском языке зависят от субъекта, "его сумка", "его стул", "его дело". Попыталась объяснить на основе английского языка, пока не всплыл в сознании факт, что в английском у существительных нет формально выраженного рода. В конце концов, ученица все поняла, делая упражнения. А я вот теперь мучаюсь с этимологией местоимений. Почему развитие языка пошло таким путем? Имеют ли все притяжательные местоимения один источник или эти два происходят из другого языка. В интернете ничего пока не нашла. А у вас есть дома этимологический словарь русского языка? Было бы также интересно почитать про грамматические отношения субъекта-объекта. Помнится такой же ступор вызвало похожее языковое явление в итальянском языке. Например, Le donne camminavano nel bosco. Le ho viste. (Женщины шли по лесу. Я их видела.) В итальянском глагол "видела" согласуется в роде и числе со словом "женщины", получается что-то вроде "Их я видели". Странно для русского сознания, правда?
no subject
Словарь дает для слова “cracker” значение “шутиха”, которая в русском языке относится к женскому роду. Однако занятие практикой в те времена было чисто мужской прерогативой, и поэтому “шутиха” не подходит. Переводчица Т.Озерская довольно удачно заменяет ее на “бенгальский огонь”“Внимание! Внимание!” закричал Бенгальский Огонь. Он увлекся политикой, всегда принимал участия в местных выборах и поэтому очень умело пользовался всеми парламентскими выражениями.
Аналогично и в переводе сказки «Счастливый принц» следовало бы заменить ласточку, скажем, на стрижа, а камыш на тростинку. Тем более, что ласточки и стрижи относятся к одному виду и сходны как по образу жизни, так и по внешнему виду. И тогда все стало бы на свои места.
Однако на практике можно столкнуться со случаями, когда ни тот, ни другой способ не могут быть применены, и переводчику приходится мириться с потерями. Бывает это тогда, когда за словом оригинала и его иноязычным соответствием стоят свои, привычные для каждого из двух языков образы, резко отличающиеся по всему набору признаков, включая и родовой. Английское “death” означает “смерть”. Но если для англичан death ассоциируется с существом мужского пола, то русским смерть видится
Костлявой старухой с косой в руке. Обменяться представлениями потому и трудно, что они традиционны в обоих языках. Таким образом, при отражении в переводе категории рода следует учитывать не только грамматические особенности языка оригинала, но и вопросы менталитета, национального мышления носителей языка.
no subject
no subject